Беглецы (глава 6)

Глава 6

На следующее утро он снова отправился к бункеру. Хруст и Фикус посовещались и простили его. В конце концов, Индеец был первым человеком, который не попытался убить их сразу, как только увидел. А еще им было до жути скучно. За те сутки, что они провели в его компании, они узнали много нового. Индеец хоть и открыто посмеивался над ними, говорил искренне, и соврал исключительно для их блага.

А профессор и его лаборанты, Павел и Лев, не уделяли им внимания. Воронцова они видели только раз. Лаборанты же заходили к ним исключительно по делу: осмотреть или сделать очередной болючий укол. Павел их побаивался — это было видно по поведению, все время отводил глаза. Лев хмурил брови и говорил сухо, хоть и пытался быть добрым. Он внимательно следил, проглотили ли они принесенные им таблетки, говорил что-то ободряющее и тут же уходил.

Индеец понял, что начал привязываться к этим «потеряшкам». Было у них что-то общее со щенками или котятами. Вроде бы сидит пушистое существо и смотрит на тебя блестящими пытливыми глазками, а потом как цапнет! Он уже понял, что пугать и вязать их тогда было не обязательно. Но с другой стороны, именно недоверие и страх неоднократно спасали Индейцу жизнь и дали ему возможность прожить в Зоне так долго.

На поправку они пошли очень быстро, даже Воронцов удивился.

Индеец сидел в ногах у Хруста и рассказывал им очередную байку, когда в комнату зашел Лева с кастрюлей и парой пластиковых тарелок в руках.

— О, Индеец, никак не уйдешь? Может тебе здесь постелить?

— Не стоит, Лева. Я сам решу, когда мне уходить. Ты же в курсе, профессор разрешил.

— Еще бы. После твоего вчерашнего посещения они есть нормально начали. А в первый день полные тарелки убирал.

— Да ты что? Народ, как так? — Оба в ответ пожали плечами. — Ну неразговорчивые, чего уж тут…

— Ничего, скоро как начнут рассказывать, не закроем.

— Это уж точно. Что принес?

— Суп.

— Из чего?

— Из «бомж пакета» и тушенки.

— А мне можно?

— Да пожалуйста. Только миску себе сам пойди возьми. Я для тебя бегать не буду.

— Да не вопрос.

Индеец быстро сходил за тарелкой.

— Сам варил?

— А кто еще? Нам повар не положен в штате.

— Неплохо. Для ученого. Кому другому на голову одел бы это варево.

— Да пошел ты.

— Ну пошутил я! Ты куда, Лева? — Но Фурман уже обиженно удалился вместе со своей кастрюлей. — Ладно. Бывает. Ну что уставились? Я с ним знаком гораздо дольше, чем с вами. Отойдет.

— Почему ты всегда над кем-то смеешься?

— А иначе жить скучно. Не для меня все эти «соизвольте, а не могли бы вы». Потому и сюда пришел. Зона не требует условностей, этикета и лицемерия. Здесь ты либо поступаешь по существу и живешь, либо погибаешь.

— А что такое «этикет»?

— И «лицемерие»?

Индеец с сожалением посмотрел в опустевшую тарелку.

— Ну значит так. Допустим, на вас напал упырь. А вы такие ему «не соблаговолите ли, уважаемый Сосий Сосиевич, от нас отвязаться и направить свои стопы туда, откуда вы пришли». Пока вы это проговаривали, упырь вас высосал. Утрированно конечно, но…

— А что такое «утрированно»?

— Блин, я скоро сам с вами с катушек съеду. Давайте уже, выздоравливайте. Сами все вспомните, блаженные.

Наконец профессор назначил день проведения процедуры дезомбирования. Накануне Индеец волновался не меньше своих подопечных. Он раньше обычного пришел к бункеру, но был остановлен охранниками, которые сообщили, что Воронцов приказал никого не пропускать, в том числе его. Пришлось уйти.

Только поздно вечером ему пришло сообщение от Фурмана, в котором говорилось, что все прошло нормально и можно приходить, если есть на то желание. Вскоре он уже был у бункера. Его пропустили внутрь.

Найденыши походили на совят — также смешно хлопали широко раскрытыми глазами. Картину портили датчики на груди и пси-обручи на головах, от которых тянулись пучки проводов. Профессор расхаживал между креслами, к которым они были привязаны, засунув руки в карманы, смотрел на показатели приборов и сыпал научными терминами. Павел быстро стучал по клавиатуре.

— … Реакция зрачков на свет — норма. Пульс с момента прекращения подачи импульсов снизился со ста двадцати до ста ударов в минуту и продолжает снижаться. Оба объекта находятся в состоянии психического шока. Наблюдается небольшое подрагивание конечностей. — Фурман проскочил мимо Индейца и протянул Воронцову белоснежную чашку с кофе. — Спасибо, Лев. Так, что еще забыли указать? А, Индеец, это вы. Быстро же вы добрались.

— Я неподалеку был, Александр Аскольдович.

— Очень хорошо. Ну что тут сказать? Никаких негативных реакций пока замечено не было. Подобные симптомы наблюдались и у предыдущих объектов. Сейчас они никого не узнают. Это неудивительно. Их мозгу необходимо время, чтобы, так сказать, разархивировать и обработать ранее заархивированные файлы. Вы понимаете, о чем я?

— Да.

— Прекрасно. Прогресс, так сказать, налицо, можно будет увидеть не ранее завтрашнего дня. Я не просто так попросил моего ассистента пригласить вас. Дело в том, что в предшествовавшее процедуре время у них с вами установилась психоэмоциональная связь. Другими словами, они к вам привязались. Похоже, вам они тоже стали небезразличны. У меня будет к вам просьба, если вас это не затруднит.

— И какая же?

— Вы можете остаться здесь на время их реабилитации? Ну или хотя бы заходить почаще? Думаю, это будет для них полезным. Но если вы заняты, удерживать вас я не смею.

— Я не занят, профессор.

— Павел, оставьте, я сам допишу отчет. Лучше помогите нашему гостю устроиться на время в том помещении, где у нас размещены, хм, молодые люди. На обратном пути захватите носилки. Вы ведь помните, что было в прошлый раз?

— Конечно. Будет сделано, Александр Аскольдович.

— А что было в прошлый раз? — поинтересовался у Паши Индеец, когда они вышли из лаборатории.

— Да один товарищ, когда его отвязали, начал в состоянии аффекта на нас бросаться и попытался приборы крушить. Еле успели его вырубить пока ничего не натворил. Другой ночью суицид попытался совершить — все руки себе иглой от шприца изодрал. Потом извинялся и помогал нам с Левой свою кровищу с пола и стен отмывать.

— Не знал.

— А тебе это и не надо было знать. Так что не болтай слишком. А то знаем мы тебя: хлебом не корми, дай посплетничать.

— Понял, не дурак.

— Это мы тоже знаем.

— И на том спасибо.

— Спать будешь тут. Шмотки вон туда положишь. Оба будут под транквилизаторами. Но если кто-то из них будет кричать, или начнутся судороги, позовешь меня или Леву, сам не лезь. К профессору даже не суйся — он ненавидит, когда его отвлекают — влетит потом нам. Учел?

— Да.

— Ну располагайся.

Индеец проснулся от громкого шепота:

— Хруст, ты там живой?

— Да вроде живой. Мы что, бухали опять? Голова трещит.

— Представляешь, я ее вспомнил.

— Кого?

— Девушку из сна.

— Лучше бы ты вспомнил, где цитрамон лежит. Башка!

— Харэ орать, — свесился с верхнего яруса кровати Индеец. — Здесь, между прочим, люди спят. Очухались?

— Не совсем.

— Но уже лучше.

— Да я слышу. Хоть эмоции в голосе появились. А то «брат, я это, брат, ты то». Тьфу на вас!

— А что было? Ну да, точно. Пить охота! — Хруст попытался подняться, но рухнул обратно на кровать. — Меня ноги не слушаются! Что за фигня?

— Тише. Успокойся. Наши дорогие ученые опасались, что вы, очнувшись, начнете скакать от радости и все здесь разнесете, вот и накачали вас наркотой. Хочешь воды, я сейчас подам. Фикус, так что там за девушка?

— Ты ее знаешь.

— Зайка что ли?

— Она самая. Я когда, ну ты понял, думал, что Зона со мной говорит. Представляешь? Все забыл, а ее нет.

— Значит это знак.

— Какой?

— Что жениться тебе на ней надо.

— Да ну тебя. Сам женись, раз уж так нравится!

— Я там уже был. Скучно.

— А меня зачем уговариваешь?

— Тебе уже пора. Так положено.

— На «положено» знаешь, что бывает?

— А ну, скажи … Вот теперь точно вижу, что очухался! С возвращением!