IRBIS
Жила-была Ведьма, вот уже 2 000 лет здравствовала на земле. По колдовским меркам считалась ещё женщиной в самом соку, чуть-чуть переступив бальзаковский возраст.
Уже лет 50 Ведьма жила далеко от человеческих глаз, надоело ей помогать людям в их грязных делишках – то порчу наведи, то бизнес прибыльным сделай, то любимого приворожи, сделав его психологическим зомби.
Устала она от этого, ревматизм себе заработала и головные боли, что ни одной мазью не вылечишь. У ведьмовского племени – крест до конца жизни, любое колдовство откат имеет, здесь никакое заклинание не поможет. Придётся терпеть всю оставшуюся, а жизнь колдуний, ох, какая длинная.
Так вот обустроила она себе домик в дремучем-предремучем лесу, да ещё заклинание невидимости мощное поставила, чтоб уж наверняка ни один любопытный не забрёл. Огородик небольшой посадила, цветочки заморские.
Аромат вечером стоял, закачаешься. Любила ведьма растения, а они отвечали ей взаимностью, из обычной палки вытягивалось дерево, из одного лепестка появлялись цветы.
Так и жила Ведьма одна. Когда-то был у неё муж, но сбежал к колдунье Наине… Не любила она о нём вспоминать, но здесь в глуши одиночество порой просто душило Ведьму.
Раньше хоть с котом Баюном могла по душам поговорить, были они друзья не разлей вода. Но тот издох, у волшебных котов срок жизни намного короче, чем ведьмовской.
«Эх, сегодня луна в знаке огненного Дракона, надо за Нечуй-травой идти… к людям. Не люблю я их, но придётся», – сама с собой говорила Ведьма. Раз в год она выбиралась из своего обособленного волшебного жилища.
Травка эта напитывалась магической силой именно сегодня, надо было её рвать ещё горяченькой, чтоб полезные свойства не растерялись. Ведьма делала из Нечуй-травы живительный крем, который омолаживал её лет на 500, да и при мигрени помогал.
Надела Ведьма шапку-невидимку, на ноги волшебные башмачки обула, чтоб уже через полчаса на другом конце света собирать нужное ей растение. Добралась, как обычно, без происшествий – быстро и комфортно.
Нечуй-травы было море вокруг – свежая, с капельками росы на лепестках и листьях, просто загляденье. Ведьма, насобирав необходимое количество, она никогда не брала сверх того, что нужно, уже собралась, было, отправиться в обратный путь, но её остановил глухой писк, доносящийся из реки.
Было чуть за полночь, но колдовское зрение отличное, в темноте, когда хоть глаз выколи, Ведьмы видят, как днём. И вот она, подойдя к воде, увидела, что за корягу зацепился какой-то мешок. Из него и раздавались эти приглушённые звуки и копошение.
«Получу когда-нибудь за любопытство своё. Брр, ещё вода ледяная, простуду заработаю, насморк. Надо будет настоечки моей фирменной из мухоморов бахнуть, когда вернусь. Да не прими это, Нечистый, за алкоголизм, сугубо в лечебных целях», – бурчала ведьма себе под нос, стоя по колено в воде и распутывая узлы.
Наконец-то, она открыла мешок и увидела в нём маленькое дрожащее от холода тельце. «Это же котёнок. Тощий-то какой. Сожрать и то невозможно, на один зубок. Да не бойся ты, я уже лет 500 как на овощах и ягодах сижу, вот желудок взбунтовался, так мясо и совсем не ем. Да и для фигуры растительная пища лучше, никакого целлюлита тебе. Бедный, ты бедный, что ж с тобой делать-то?» – рассуждала Ведьма, прижав тщедушное мокрое тельце, чтобы согреть его своим теплом.
«Вот звери-то люди, утопить хотели, да сразу не получилось, ещё б немного и сдох бы от холода. Кощеюшка ты мой», – причитала Ведьма с тоской в голосе. «Заберу-ка я тебя с собой, у меня и зелье есть древнее, что говорить тебя научит, а то совсем я одна у себя в глуши одичала. А звать тебя Кощеем буду, у того тоже глаза умные были», – вслух рассуждала она.
Маленький измученный зверёк, словно понял, что он теперь в безопасности, вдруг из последних сил лизнул Ведьму за руку и попытался замурлыкать.
«Спи, малыш, набирайся сил, скоро дома будем, я тебя накормлю. Что вы там едите, разберёмся. Ведьма я или нет? Наколдую», – с дрожью в голосе приговаривала Ведьма, смахнув слезу рукой. Наконец-то спустя столько десятилетий она смогла обрести Друга.
