Компромисс (Часть 2. Кордонская ночь)

К вечеру деревня новичков наполнялась народом. Кто-то возвращался с дальнего рейда, а кто-то из своей первой ходки. В бункер к торгашу выстроилась небольшая очередь. Выходили от него недовольные, ибо расценки Сидоровича на хабар оставляли желать лучшего. Но, за неимением альтернативы, приходилось мириться. Рядом со входом ржавела порядочная куча консервных банок. Панда раскрыла рюкзак и высыпала в нее еще с десяток жестянок. В очереди послышались одобрительные реплики и смешки. Кто-то пообещал после ужина тоже добавить.

Сбыв найденное и закупившись необходимым, они направились к одному из костров.

— Маркот, едрить тебя в рот!

Оборотень ошарашенно хлопнул глазами уставившись на Женьку.

— Панда, сколько лет сколько зим! Так это ты теперь Тич. Обалдеть можно. А мы твоего дядьку вспоминали. Мои соболезнования. Ты когда зарастешь? Ну как баба, ей богу.

— Да пошел ты, придурок.

Они обнялись и похлопали друг друга по спине. Маркот был ненамного выше Панды, почти такой же худой и жилистый, но шире в плечах. Про себя Оборотень отметил, что он довольно красив — аккуратная русая бородка и раскосые зеленые глазки под бровями вразлет делали его похожим на сказочного персонажа, эдакого сатира. А еще было в нем что-то хитрое и гаденькое, как будто спит и видит, чего бы такого натворить, чтобы все обалдели. Возможно, именно это делало лицо Маркота столь загадочным и притягательным.

Себя Оборотень считал уродом. Он очень стеснялся своих выпирающих верхних клыков и бесцветных, будто покрытых бельмами, глаз. Даже удивлялся порой, как Панда его вообще рядом терпит? Видать, привыкла.

— Коршун, и ты здесь! Как дела?

— Лучше всех.

— Знакомьтесь. Мой друг Оборотень.

Ему пришлось подойти ближе и отвечать на приветствия. В наступившей темноте очки нестерпимо мешали, но снять их он не решался, стесняясь своих необычных глаз. Панда уселась на свободное место и приняла из рук Маркота ополовиненную бутылку. Отхлебнула не морщась и передала дальше. Оборотень устроился чуть позади. За последнее время он совершенно отвык от людей, и почувствовал себя не слишком уютно.

Панда трепалась с окружающими и ржала над затертыми до дыр байками, делилась опытом по обхождению аномалий и хвасталась последними находками. Костер выбрасывал в звездное небо снопы искр. Вдалеке раздавался лай собак. Кто-то проходил мимо. Кто-то подсаживался к костру. Кто-то уходил. Было тепло и спокойно. Потом Коршун расчехлил гитару, и вскоре вся разношерстная компания затянула припев всем известной песни.

Бродившие вокруг деревни одичавшие псы всполошились и завыли.

Собравшимся это показалось забавным, и следующая песня звучала еще более душераздирающе:

«Уууу-аааа-ыыы!» — подвывали псы.

Разошлись ближе к полуночи. От выпитого Панду заметно шатало. Забредя наугад в один из домиков, она повалилась на свободный матрас и с блаженной улыбкой отключилась.

Оборотень не мог заснуть. Раздражал храп, раздражало чье-то шарканье, раздражало само людское присутствие. Оставив подругу, он вернулся к костру. У огня тихо беседовали трое немолодых сталкеров: толстяк в очках, седой бородач с убойным итальянским дробовиком на коленях, и усач с недовольным лицом.

— Извините. Можно я посижу тихонько?

— Присаживайся, путник. Не стесняйся. Чайку? — толстячок ласково улыбнулся.

— Спасибо. Я вас не побеспокоил? Могу уйти.

— Сиди-сиди. Лицо знакомое. Ты здесь раньше бывал?

— Бывал. Давно.

— Казбек? — усатый склонил голову.

— Да. Только теперь я Оборотень. Я мало что помню. Травма головы тяжелая была. Я пойду.

— Сиди. Хруста помнишь?

— Да. А вы откуда…

— Что с ним, знаешь?

— Да. Я наводил справки. Так значит, вы тоже знаете?

— Выживших после ухода из «Монолита» не так уж много. Фикус — его бывший ученик, — он указал на бородатого, — рассказывал, что они спасли двоих, тебя и еще какого-то Сашу. Значит ты оклемался. А со вторым что, не знаешь?

— На Янове охотник. Санчо. Он помнит еще меньше, чем я. А вы кто?

— Я Сом — директор этого цирка. Это Крот — техник и завхоз. Ну а это — Кот — охотник. Неужели никого из нас не помнишь?

— Нет.

— А я тебя, кажется, припоминаю. У вас с Хрустом шило в заднице сидело размером с черенок от лопаты. Как и у Лешего с Фикусом. Вы раньше ушли. Потом Леший появился. Признаться, я никого из вас живым не ожидал снова увидеть. Вот и не запоминал. Вас, дебилов, через меня прошел вагон и маленькая тележка. Учишь вас, учишь… а потом некрологи приходят. Вы ж умные, нахрена кого-то слушать? Сами с усами, — Сом указал на собственные усы, сплюнул и растер плевок ногой. — Того кровосос задрал, этот в «карусель» влез. Вас вот, придурков, в «Монолит» завербовали. Уж сколько раз твердили миру, что нет там нихера, кроме странных научников, которые пытаются реанимировать «О-сознание», и тех, кто их охраняет. Так нет, мы же слухам верим…

— Тише, Сом. Парню и так несладко пришлось, — прервал его гневную тираду Крот. — Ты как вообще? — повернулся он к Оборотню.

— Сейчас уже привык. А когда только «пробудился», ничего не понимал, где я, кто я. Память кусками: тут помню, тут не помню. Пошел, куда глаза глядят. Долго не мог понять, куда Хруст делся. Никто со мной говорить не хотел, как с прокаженным. Потом Панду встретил — он мне заново смысл обрести помог. Потом узнал про Хруста. А теперь вместе с Пандой сталкерствую.

— Это тот, который Тича племянник?

— Да. Это он.

— Повезло тебе, парень. Тич был очень хорошим человеком, и других добру учил. Если бы все, кто приходит в Зону, были такими же, как он, многих смертей удалось бы избежать. Если и Панда такой, нелегко ему здесь.

— Я не знал Тича. А может, и знал… Простите.

Под внимательными взглядами трех опытных сталкеров Оборотень растерялся. Как будто голым на сцене стоит, а на него все глазеют. И сбежать хочется, и лицо сохранить. Даже говорить трудно стало. Зачем его вообще сюда потянуло? Лучше бы и дальше чей-то храп слушал.

Заметив его смятение, сталкеры перевели разговор в другое русло. Молчавший ранее Кот завел речь о старой церкви на болоте, которую за все время своих странствий по Зоне так и не удосужился посетить. Сом отвечал, что к старости все становятся верующими, и не рано ли себя охотник списывает. Тот поглаживал лежащий на коленях дробовик и говорил, что его не так поняли, и дело вовсе не в возрасте.

Крот молча сунул в руки Оборотню кружку горячего чая и по-отечески улыбнулся, заглянув, кажется, в самую душу.

Руки тряслись. Чай был до омерзения крепким и сладким. Как они это пьют? Но нормы приличия не позволили Оборотню выплеснуть содержимое кружки. Он тянул чай мелкими глотками слушая их треп и почти в него не вникая. До боли хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, хотя-бы в том подвале, где они накануне пережидали выброс. И что бы Панда была рядом. Просто лежать, уткнувшись в коротко стриженный затылок, вдыхать теплый запах волос и ни о чем не думать.

Наконец мерзкий чай закончился. Он поблагодарил сталкеров за компанию, пожелал им спокойной ночи и направился обратно. Спать по-прежнему не хотелось.

На пути ему встретился Маркот. Вечером он пил больше всех и болтал не затыкаясь, даже когда Коршун под конец посиделок решил исполнить что-то красивое и лиричное. Оборотню даже обидно стало за гитариста. Сам он ни на чем кроме собственных нервов играть не умел, но послушать других был горазд. Маркота он тогда мягко хлопнул по плечу и приложил палец к губам. При габаритах Оборотня этих мер оказалось вполне достаточно.

— Кому не спится в ночь глухую? — выдала эта язва и широко заулыбалась.

— Тебе.

— А тебе?

— А я по делу на пару минут выбегал, — соврал Оборотень.

— Да лааадно! Я Панду искал. Хотел с ним выпить еще. Нашел, а он бухой дрыхнет, тебя нет. Через час опять зашел — те же яйки, вид сбоку. А ты со мной выпьешь? Или ты из этих, которые здоровый образ жизни ведут и мусор сортируют? Не видел, чтобы ты вместе со всеми пил.

— Потому что я не пил. Не люблю.

— Ну хоть по чуть-чуть. Пожалуйста. Я месяц по лесам да по болотам один прошатался. Ни капли в рот, ни сантиметра в…  По людям соскучился. А тут, только веселье началось, все раз, и спать разошлись. Я завтра на Большую землю ухожу. Деньги семье отвезу, и опять сюда. У нас дом сгорел. Родители новый строят. Сестра до сих пор по больницам мотается… И зачем я тебе это рассказываю? Тебе же до одного места. Как и всем…

Маркот махнул рукой, сунул руки в карманы камуфляжки и побрел в сторону дороги. Оборотню стало его жалко. Вспомнилось, как он сам бродил от стоянки к стоянке, потерянный и несчастный, и никто не хотел с ним разговаривать. Пока не появилась Панда и не втянула его в водоворот собственных проблем.

— Подожди. Я посижу с тобой. Только проверю, как там Панда.

— Да что ему сделается? Дрыхнет как скотина…