Angry Owl
Для тех, кто здесь впервые, предупреждаю, а для тех, кто нет, напоминаю:
18+!
Присутствуют ненормативная лексика, насилие, курение и алкоголь.
Тем, кого все устраивает, приятного чтения.
– Ну и долго нам еще здесь ворон считать?
– Подождем еще. Хоть кто-то да должен появиться.
– А в тюрьме щас ужин. Макароны, – протянул Пингвин. – Слышь, Сивый, у меня скоро бебехи в узлы завяжутся. Пошли назад.
– Рот свой закрой. Всем лежать и ждать.
Килька смиренно вздохнул и поплотнее укутался в огромный, не по размеру бушлат, снятый с чужого плеча. День клонился к закату и их шансы на то, что сегодня им удастся хоть чем-то разжиться, стремительно катились к нулю. Сивый посчитал хорошей идеей устроить засаду у перехода с «Агропрома» на «Свалку», но, видимо, сегодня был не их день.
В отличии от жирного Пингвина, Килька был не голоден – он привык не видеть еды по нескольку дней, и был способен насытиться даже сухой коркой хлеба. Подумаешь, счастье какое, еда. Килька ненавидел еду, считая ее источником чуть ли не всех на свете бед и несчастий, ведь, если так разобраться, главным для каждого человека что является? Без чего он долго не протянет? Без пресловутого питания организма. Не так важно прибарахлиться и размножиться, как пожрать и попить. Отсюда и вся беда. Если бы его когда-то поставили перед выбором, кем ему родиться, Килька бы не раздумывая стал деревом. Каким-нибудь могучим дубом, или сосной. Питался бы водой и солнечным светом, да сыпал сухими сучьями на всех, кто попытается под него нассать, или вырезать на коре имя пассии. Не то, чтобы он верил, что все живое имеет душу, просто Вовка Килька настолько ненавидел свою жизнь, что был готов быть кем угодно, но только не собой. В свои неполные двадцать он успел повидать столько дерьма, что и не каждому старику за всю жизнь снилось. В детстве Вовка мечтал быть водителем «Скорой помощи», или пожарной машины. Ему всегда нравилось, как они проносятся мимо с сиренами и мигалками, спеша делать людям добро. Он тоже так хотел. Но жизнь не дала ему шанса. В пятнадцать Вовка оказался в колонии для малолетних за кражу еды.
Родители были в запое. Младшие хотели кушать и все время ныли, особенно сестричка. Он не мог больше это слушать. Ночью Вовка при помощи лома вскрыл дверь сельского продмага. Много брать не стал, понимая, что это чужое. Думал, что из-за палки колбасы, пары банок консервов и коробки шоколадок никто не станет милицию вызывать. А еще он думал, что его никто не увидел…
Как же мелкие тогда обрадовались! Как друг-другу колбасу передавали, откусывая большие куски прямо от палки. Как сгущенкой перемазались, так, что пришлось их потом тащить умываться. Сестра хныкала, что вода холодная. А какой должна быть вода из-под колонки в декабре месяце? В самом доме был только подвесной умывальник на кухне, но там спали за столом перепившиеся родители вместе с собутыльниками. К ним соваться себе дороже – могут и огреть чем-нибудь, и пустой бутылкой запустить. Уж лучше на улицу сходить.
А в обед к ним приехала милиция. Хозяин магазина предлагал его родителям решить все по-хорошему: всего лишь оплатить стоимость ремонта взломанной двери и украденной еды, да провести с ребенком воспитательную беседу, но был обруган «конченным спекулянтом» и послан по небезызвестному адресу, затаил обиду и повесил на Вовку «всех собак». Оказалось, что со склада целый ящик водки пропал, мешок сахара, пак масла и две коробки килек в томате, и что это тоже его работа.
Когда он вернулся после отсидки, брата и сестры больше не было – их забрали в детдом. Мать еле передвигалась – у нее начались какие-то проблемы с ногами, а отец целыми днями таскался по деревне, ища, где-бы наскрести на очередную бутылку гадости.
Вовка очень хотел, чтобы у него все было по-другому, но на работу не брали, и вскоре он снова загремел в тюрьму, и опять за кражу продуктов, на этот раз, уже во взрослую. Там он натерпелся по полной, по причине хлипкого телосложения неспособный даже постоять за себя. Но самое ужасное случилось с ним за месяц до выхода на волю: к ним перевели одного матерого урода, который посчитал Кильку прекрасным объектом для издевательств не только в виде битья и словесных оскорблений, но и кое-чего похуже. На свободу Вовка вышел не только с чистой совестью, но и со злобой на весь мир, с омерзением вспоминая даже не боль и унижение, которое он испытал, когда эта мразь насиловала его, предварительно избив, а то что ни одна из присутствующих в камере тварей за него не вступилась. Кто-то делал вид, что спит, а кто-то еще и советы давал в духе «давай, всади этой сучке еще, ей нравится».
После той ночи Килька потерял веру в людей. Он был согласен на что угодно, лишь бы стать нормальным человеком, но жизнь снова решила все за него. Родителей больше не было – отравились «паленкой». Дом забрали за долги и теперь в нем жили совершенно чужие люди. Он провел ночь в лесополосе, свернувшись клубком в какой-то яме, подобно зверю, а утром отправился куда глаза глядят. Глаза привели его на железнодорожную станцию, где за стоячим столиком буфета он безошибочно узнал своих. Ни на что особо не надеясь, он подошел перекинуться парой слов. Знал бы, во что это выльется, сто раз бы подумал. Но в тот момент пойти с Пингвином и Сивым показалось не такой уж плохой идеей. Они сказали, что «едут на заработки в одно кошерное место» и им нужен компаньон. То, что под «компаньоном» они имели ввиду отмычку, Килька узнал, уже оказавшись в Зоне. Он неплохо показал себя в этой роли, сумев продержаться в живых больше месяца, после чего стал полноценным, пусть и самым младшим членом команды, заправлял в которой Сенька, здесь носивший погоняло Сивый, а Ярик Пингвин приходился ему лучшим другом еще со времен их совместной отсидки. Сивый, в свою очередь, подчинялся местному пахану по кличке Кабан, которому они отдавали часть награбленной добычи.
Новые приятели хоть и относились к Кильке с некоторым пренебрежением, но откровенной дедовщины не устраивали. В основном, его обучением занимался Пингвин, под чутким руководством которого он быстро выучил, чем «трамплин» отличается от «карусели», и почему, если видишь, что воздух колышется, следует обходить это место стороной, желательно, еще и кинув перед собой пару гаек, или, на крайняк, камешков.
То, чем они занимались, нельзя было назвать законным даже по здешним меркам. А порядки на этой странной земле были ближе всего к поистине зверскими: либо ты, либо тебя. Благо, Сивый с Пингвином не любили убивать, берясь за автоматы только в самых крайних случаях. На Кильке же лежала обязанность стоящего на стреме, если нужно, разведывающего путь. Также ему «доверялось» доставать из аномалий артефакты и «шмонать» самые грязные трупаки, к которым даже не каждый подойти захочет.
Пару раз Килька задумывался о том, чтобы покинуть банду и отправиться в «свободное плавание», но его останавливал страх. Что, если приятели, друзьями он их не считал, обозлятся на него и прикопают по-тихому где-нибудь в этой радиоактивной земле, или, того похуже, бросят в какую-нибудь аномалию, типа «холодца», где он будет долго и мучительно умирать? В том, что они на это способны, Килька не сомневался.
– Шухер! Какой-то фраер чешет.
Сидевший ближе всех к дороге, Пингвин подобрался и приготовился к броску. Несмотря на грузное телосложение, передвигался он на зависть быстро, с какой-то своей, особенной грацией.
Одиноких путников они предпочитали глушить, а потом оттаскивать в сторонку и забирать все, что найдется ценное. Не слишком гуманно, но зато наверняка, и без риска «мокрухи». Далеко не каждый из промышляющих в этих местах поиском артефактов одиночек, пугается при виде оружия. Да и теория о том, что лишь небольшой процент тех, кто держит в руках «огнестрел», способен выстрелить в человека, в этих краях не работает. Случалось, и не раз, когда с виду совсем заморыши давали отпор двум-трем, а то и пяти нападавшим, нисколько не боясь последствий.
По крайней мере, так Сивый с Пингвином оправдывали свой метод работы.
И Килька нисколько их за это не осуждал. Ему вообще было плевать на всех этих людей. В каждом, даже в Сеньке с Яриком, Вовка видел урода и трусливую мразь, следящую только за сохранностью собственной шкуры. Так почему же он должен проявлять благородство? Он нужен им только пока выгоден. Они нужны ему по той же причине.
Пределом его мечтаний было найти артефакт подороже и свалить отсюда подальше, начхав на них обоих, а заодно, и на банду. Вряд ли такую мелкую рыбу, как он, кто-то станет разыскивать. На следующий день уже и не вспомнят…
Теперь и Килька видел из своего укрытия приближавшегося сталкера. Причем, он не шел, а бежал со всей скоростью, на которую был способен. На бегу он пытался реанимировать «словивший клина» «калаш», нервно дергая затвор, и панически оглядывался назад. Таких огромных песьих стай Килька еще не видел. Особей двенадцать, или больше. Слепыши загоняли сталкера, как оленя, и его единственным шансом остаться в живых было дотянуть до ворот фабрики «Агропром», взобраться по пожарной лестнице на крышу и переждать.
Пингвин, завидя опасность, не разгибаясь рванул вверх по холму, за ним устремился Сивый. Но было поздно. Все произошло буквально за несколько мгновений. В раже бешеной гонки сталкер не разглядел притаившуюся прямо посреди дороги «воронку» и влетел в нее на полной скорости. Псы брызнули врассыпную и заметались вокруг, оглашая окрестности лаем и визгом. Один из них учуял застывшего каменным истуканом Пингвина и с рыком устремился к нему, призывая своих сородичей к охоте на новую добычу. Ярик с матом рванул еще быстрее, успев на развороте полоснуть очередью слишком внимательную псину, но стаю было уже не остановить. Сивый принялся палить по собакам, успев убить трех, прежде чем первая повисла у него на руке.
Услышав крик друга, Пингвин обернулся и бросился назад, пытаясь на бегу отстреливать окруживших Сеньку плотным кольцом слепышей, в основном промахиваясь из-за страха его задеть.
– Килька, мля! Помоги!
Отстрелянный магазин упал на траву. Через секунду его место занял новый. Собачий визг мешался с криками разрываемого заживо Сеньки и отчаянными воплями Ярика. От какофонии голосов, сопровождаемой частыми автоматными выстрелами, Килька растерялся и впал в ступор. Покончив с Сивым, псы устремились к Пингвину. Только тогда до Вовки наконец дошло, что происходит, но вместо того, чтобы выхватить пистолет и броситься на помощь, он вскочил и рванул прямиком к фабрике. Ему вслед понеслись смутно различимые среди лая и визга угрозы и проклятия.
Две псины отбились от стаи и погнались за ним. Килька даже не попытался отстреливаться, только ускорился до предела, ничего не слыша, кроме свиста ветра в собственных ушах. Каким-то чудом ему удалось проскочить, задев лишь по краю, еще одну «воронку» и перепрыгнуть космы раскинувшихся в траве «ржавых волос». Позади раздался визг – один из слепышей, по-видимому, оказался не столь удачлив.
Рядом с рельсами ползал на карачках человек в синем комбезе наемника. Он так увлекся поиском блуждавшего артефакта, что не сразу обратил внимание на шум за холмом, его заглушили треск и гудение аномалий вперемешку с попискиванием детектора.
Долго бежать на предельной для себя скорости, Вовка оказался не в состоянии. Изнутри как будто «наждачкой» терли, он задыхался от недостатка воздуха, перед глазами плясало и застилало мутной пеленой. Про себя он с ужасом отметил, что до фабрики не дотянет. Преследовавшая псина поднажала и вцепилась ему в икру. От боли он впал в панику, впрочем, что его и спасло, и ухватил слепыша за ухо, пытаясь его оторвать:
– Пусти, сука! Пошла на х…!
Такой наглости слепыш не ожидал и на миг разжал челюсти. Килька рванул из последних сил, но не к воротам, а к тому человеку, даже не подумав о том, что его и самого могут пристрелить за милую душу, приняв отчаянье за агрессию.
– Па… – он судорожно сглотнул, хапнул воздуха и попытался выдохнуть следующий слог, – ма…
Наемник обернулся и тут же легко поднялся на ноги, разворачиваясь, будто пружина. Висевший за спиной дробовик описал в воздухе дугу, обернувшись вокруг тела мужчины и лег в руки, словно примагниченный.
Третий слог Кильке так и не удалось произнести. По инерции он чуть не влетел в сделавшего шаг навстречу наемника и тут же отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом приклада в живот. Еще не долетев до земли, ослепший и задохнувшийся от боли, он услышал оглушительный выстрел и отчаянный собачий визг…
– Кур-рр-ва! – прорычал наемник и ухватил Кильку за шиворот, чтобы оттащить от потрескивающей в полуметре от него «электры». – Детятко ещще… – добавил он уже не так злобно, и уставился на экран закрепленного на левой руке детектора. – Холера…
– Я достану… только … не бей.
– Что?
– Артефакт. Я его увидел… пока лежал.
– А, артефакт. Да, было бы добж…хорошо. Откуда бежишь, детятко? – говорил наемник медленно, делая акцент на шипящие звуки, примерно так в старых мультфильмах озвучивали змей. Да и сам голос у него был низкий, ровный.
– Оттуда, – Килька сел, все еще держась за живот и переводя дыхание.
– Еще есть? Друзья. Кореша.
– Нет у меня друзей. Один я. Были подельники. Больше их нет.
– Банда?
– Я давно хотел уйти. Не нужны они мне.
– Иди. Свободен.
– Куда?
– Куда хочешь. И на глаза мне больше не попадай. Все.
– Может, все-таки, помочь с артефактом?
– Уходи.
И он ушел, про себя подумав, что могло быть и хуже. Ведь наемник мог и пристрелить, и избить, и заставить лезть в самую гущу аномалий, но, почему-то, пожалел. Как там он его назвал? Детятко? Давно его никто не называл ласковыми словами. Он попытался вспомнить, и успокоившееся было сердце снова заколотилось: «Братик, ты самый хороший. Когда мама с папой умрут, ты будешь нашим папой?» – голос трехлетней сестренки, ничего еще толком не понимала, дуреха. Сейчас уже должна в школу ходить. Интересно, она его помнит, или давно забыла?
Адреналин выветрился и идти стало больно. На радостях, что его отпустили с миром, он и забыл про прокушенную ногу. Штанина на месте укуса порядком пропиталась кровью, и теперь там чувствовался холод, но так было даже лучше, по крайней мере, рана не так горела.
Он дотащился до фабрики, не встретив на своем пути ни души. С момента прихода в Зону, ночевать одному Вовке еще не доводилось.
«Но надо же когда-то начинать!» – подбодрил он сам себя и, пока совсем не стемнело, принялся выгребать из карманов свое немногочисленное добро, намереваясь провести инвентаризацию.
Результаты оказались далеко не радостными: складной нож, пистолет, десять патронов, спички, кусок туалетной бумаги, шесть гаек, кусок бельевой веревки, барбариска, смятая пятигривенная купюра и две монетки, достоинством в 25 и 50 копеек. Остальное он обычно носил в рюкзаке, который остался лежать под кустом. Убегая в панике, Вовка и забыл, что снял его, чтобы попить водички…
Посрать, пососать, и повеситься…Полный п…
Нужно было вернуться за рюкзаком, но идти туда на ночь глядя слишком рискованно. А что, если слепыши еще не ушли? Вряд ли его снова кто-нибудь спасет. Обдумав все хорошенько, Килька принял решение переночевать в здании, а уже с утра отправиться искать свои вещи. Если еще и у Сивого с Пингвином удастся чего-то полезного нарыть, будет вообще прекрасно. Только бы псы тела далеко не утащили. Его нисколько не смущала перспектива рыться в карманах бывших товарищей. Как говорится, жмурам все равно.
Побродив по зданию, насколько это позволили сделать разросшиеся там и сям «жгучий пух» и «ржавые волосы», Килька отыскал себе более-менее подходящее для ночевки местечко, попутно подобрав посеревшую от пыли стеклянную банку и собрав валявшиеся на полу первого этажа гильзы, которые планировал использовать для прощупывания аномалий, когда закончатся гайки. Расположившись в облюбованном углу, он развел небольшой костерок из обломков какого-то ящика, оторвал кусок от футболки и занялся промывкой раны, морщась от отвращения, макая тряпку в банку, куда перед этим справил малую нужду. Он, хоть и не матерый выживака, прекрасно понимал, что с такими вещами лучше не шутить, если не хочешь загнуться от заражения крови. Несмотря на всю свою ненависть к собственной жизни, загибаться Килька не планировал. Если бы хотел, были и более гуманные способы уйти. Закончив с промывкой, он обтер пальцы куском бумаги, перевязал ногу еще одним куском футболки и свернулся калачиком. Снаружи доносились звуки бушующей грозы, угольки в костре тихо потрескивали, отдавая уставшему телу живительное тепло, наводили уютную дремоту. Позади был кошмар пяти проклятых лет, впереди – пугающая неизвестность. Но Вовке было хорошо – он наконец-то почувствовал себя по-настоящему свободным…
Свой первый день вольного одиночки Килька начал с похода за рюкзаком. К его радости, все вещи оказались на месте. Кое-что подмокло, но это не страшно. А вот истерзанный труп Сивого кто-то обобрал. К большому сожалению Вовки, который надеялся разжиться за счет покойного автоматом и, самое важное, детектором, без которого было довольно сложно ходить среди аномалий, и почти невозможно обнаруживать артефакты. Сивый давал его младшему товарищу «в долг», хотя Вовке он обычно был гораздо нужнее. От трупа сталкера к утру мало что осталось – что аномалией не порвало, то зверье растащило – он сумел отыскать лишь какие-то неидентифицируемые куски костей и внутренностей, обрывки одежды да мешочек с гайками и болтами. От Пингвина не осталось ничего. По крайней мере, поблизости он так ничего и не нашел, а спускаться в овраг за «железкой» побоялся из-за колыхавшегося там марева и звука, напоминавшего гудение трансформаторной будки.
Вовка присел под кустом и провел еще одну инвентаризацию. Теперь его дела обстояли намного получше, по крайней мере, у него было больше литра питьевой воды, и еда, которую, при скромном потреблении, можно было растянуть дня на четыре. А еще у него были кое-какие лекарства и патроны. Жить можно.
Пересекаться с бывшими знакомыми Кильке не захотелось, и он пошел в противоположную «Свалке» сторону. В окрестностях «Агропрома» он еще не бывал, так как, по словам покойного Сеньки, «непуганого лошья здесь не встретить, а приключения на жопу найти – запросто».
Он медленно пробирался вдоль дороги, пошвыривая перед собой гайки, к которым для экономии привязал лоскутки – у Сивого под свитером оказалась ярко оранжевая футболка, отлично подошедшая для этих целей, надеясь хотя бы визуально найти что-то полезное. Раньше они сбывали хабар помощнику пахана, теперь же, если он решил стать вольным, нужно будет искать других торговцев. Он слышал, что на Кордоне такой есть, а в подвале заброшенного завода «Росток» есть даже бар, но сначала нужно было найти, с чем туда пойти. В планы Кильки входило отыскать хотя бы один артефакт, чтобы поменять его на детектор, а там уже должно полегче стать. Он добрел до места, где вчера встретил наемника, и тщательно его обошел, в надежде, что шипун, как он его про себя назвал, все-таки не смог выковырять тот арт. Пингвин как-то говорил ему, что мерки – «те еще ссыкуны, которые только и могут, что волынами трясти, да бабки за это грести», и что артефакты они достают только чужими руками. Первый увиденный вживую «сокол» не показался Вовке трусом, наоборот, он повел себя весьма смело и даже благородно, отпустив его живым и ничего не потребовав взамен. А если бы Вовка его потом выследил и убил? Ну, вот, чисто теоретически. Одна его импортная пушка чего стоит. А детектор, так и вовсе, «золотой».
Его надеждам не суждено было сбыться: артефакт он больше не увидел, да еще и ни с того ни с сего разрядившейся «электрой» чуть не шарахнуло.
«Первый блин комом» – снова подбодрил он себя, поднялся с земли и поковылял в сторону фабрики, желая осмотреть территорию при дневном свете. Место укуса дергало болью, временами довольно сильно, но обезболивающее тоже нужно было экономить, и Килька предпочел потерпеть, хотя бы до вечера.
Разжившись ружьем и парой пачек патронов, Вовка почувствовал себя гораздо лучше. Найденную в чужом схроне консерву он тут же схомячил, вылизав банку дочиста. Жизнь вольного бродяги начинала ему нравиться.
Больше ничего полезного отыскать не удалось, и он отправился дальше, пробираясь по обочине местами растрескавшейся и заросшей травой дороги. Впереди показалась фигура в темно-синем. Неужели, опять шепелявый? Или это кто-то другой? А если он не в настроении? Килька слышал, что эти ребята могут вальнуть, даже если ты просто мимо проходил, дескать, случайный свидетель. Не зря же ему сказали, больше на глаза не попадаться. Проверять свою удачливость на стоящем перед аномалией наемнике не хотелось, и Вовка стал забирать вправо, решив попытать счастья в другом месте.
Видневшееся в нескольких метрах от него колыхание воздуха имело какую-то странную форму и было похоже на привидение. Килька запустил в него болтом и удивленно выпучил глаза, когда «привидение» моментально материализовалось, приобретя вид долговязой двухметровой обезьяны с человеческими ягодицами.
– Е-бааа-ть… – протянул Вовка севшим голосом, узнавая мутанта. Он уже видел такого на «Свалке», но тогда урод прошел куда-то мимо них, замерших в своем укрытии, боявшихся даже вздохнуть.
Кровосос почесал под правой лопаткой, куда, собственно, болт и угодил, и вальяжно развернулся к Кильке.
– Здрасьте, – выдал он и попятился назад, дрожащими руками поднимая ружье. – Погода сегодня хорошая. Да?..
Продолжение следует…
